Дата публикации: 07.04.2020
В том, чтобы расти без братьев и сестёр, есть не только плюсы
Есть ли что-то общее у взрослых людей, чьё детство прошло без братьев и сестёр? Авторы книги, которая скоро выйдет в издательстве «Олимп-Бизнес» в рамках серии «Как жить», Джилл Питкетли и Дэвид Эмерсон уверены, что да. Они провели более 60 глубинных интервью и попытались выявить общие черты у тех, кто был единственным ребёнком в семье. Оказывается, сложностей у этих, по мнению многих всегда избалованных, детей хватает.
1. Жажда пространства
Потребность в личном пространстве легко описать, истоки легко объяснить. Это пространство было у единственного ребенка с рождения — в виде собственной комнаты или своего места. И он привык к тому, что делить его ни с кем не нужно.
Понаблюдайте как-нибудь за оравой детей, бегущих к скамейке или качелям. Обратите внимание, как они стараются мгновенно захватить свое место, разграничить свое и чужое. А видите, как они выпихнули девчонку, что стоит поодаль и даже не пытается ни на что претендовать? Попробуйте догадаться, кто это. Для единственных детей непривычна яростная толкотня, в которой так удачливы сверстники.
Их пространство наполнено вещами, принадлежащими исключительно им. Что-то сделать здесь можно только с их согласия. Поблизости нет братьев и сестер, которые могли бы эти вещи переложить или позаимствовать. Единственный ребенок часто злится, если окружающие устраивают перестановку на их территории:
Не люблю, когда люди трогают мои книги. Если в квартире гости, мне всё равно, как они себя ведут: пусть матерятся или на голове стоят. Но меня по-настоящему расстроит, если они будут перекладывать мои вещи: это вторжение в мое пространство.
Если бы потребность в обширном личном пространстве имела только физическое измерение, проблема не была бы так остра. Есть множество практических способов разобраться с этим. Но потребность в уединении и пространстве распространяется и на эмоциональную сферу.
Что мы имеем в виду? Потребность в том, чтобы некоторые личные вещи оставались исключительно личными, нерасположенность к общению по душам, нежелание доверять людям свои сокровенные мысли:
Не люблю, когда кто-то в курсе того, чем я занят.
***
Мне нужно достаточно времени для уединения, и только недавно я перестала себя за это корить. Я отрицала свои потребности, изображала жертву. Не говорила, что мне нужно, и даже не осознавала. Это не избалованность, а другая крайность — когда так стараешься не важничать, что в итоге вредишь себе.
Это очень жесткая потребность, свойственная большинству единственных детей, и мы обратимся к ней еще не раз. В контексте разговора о семейных «дрязгах»: мы считаем, что к этому приводит невозможность опробовать собственные эмоциональные реакции на других. Если ваше внимание постоянно сосредоточено на родителях, а их внимание — на вас, вряд ли вы отважитесь на эксперименты. Им надо угождать, делать всё правильно.
Защитный механизм формируется в раннем возрасте и остается на всю жизнь, мешая развитию отношений с окружающими. Это проблема для партнера, как мы увидим в части III, но может стать драмой и для самого человека:
Мне нравится уединение, я нуждаюсь в нем. Иногда на пару часов, иногда на пару дней. И в отношениях хочу иметь такую возможность. Недавно я начала встречаться с парнем, так вот он желал всё время быть вместе. Это продлилось месяц — больше я не выдержала, пусть и хотела быть с ним.
Отсутствие семейных «разборок», как мы знаем, ведет и к другим негативным последствиям.
2. Проблемы с совместностью
Как большинство детей понимают, что надо делиться? Играя с братьями и сестрами, договариваясь. Ты, может, и не хочешь одолжить брату велосипед, но уверен, что, если этого не сделать, он может толкнуть, ударить или сдать тебя матери. Также ты знаешь, что, если поделиться с ним велосипедом, он в ответ разрешит поиграть с его железной дорогой, на которую ты давно облизывался. Ну и еще ты точно узнаешь: никто не гарантирует, что твои вещи останутся нетронутыми, если ты выйдешь из комнаты или на какое-то время покинешь дом.
Единственному ребенку не удается научиться этому дома. Даже когда приходят другие дети, он — на своей территории, всё еще главный. Когда он сам идет в гости, то оказывается на чужой территории, но всегда может вернуться в убежище — к себе домой. Единственные дети осознают эту особенность и часто стыдятся ее. Им действительно нравится держать всё свое под контролем:
Никогда не мог делиться игрушками. Сейчас та же история с машинами, деньгами — я абсолютно безнадежен.
***
Терпеть не могу, когда кто-нибудь перекладывает вещи — особенно инструменты в гараже или сарае. Могу одолжить их, но обнаружить, что кто-то стащил у меня тяпку или секатор, — нет! Когда берут без спроса и не возвращают, я в бешенстве.
Об этой особенности говорят и их партнеры:
«Если я хочу что-то позаимствовать, она говорит: „Ой, ты хочешь надеть мой свитер? Думаю, он может мне самой пригодиться сегодня“. Как человек, выросший с братом, я знаю, что лучше ничего не брать без разрешения, но единственные дети слишком оберегают свои вещи и не хотят делиться вообще!»
А вот ответ единственного ребенка:
«Я чувствую, что имею право сказать „нет“. Если кто-то просит что-нибудь, я воспринимаю это как вторжение в личную жизнь».
Иногда нежелание делиться имеет практический характер:
«Если я сам предложил поделиться шоколадкой, это мой выбор, но не люблю, когда меня используют. Если подобное случается, я отдаляюсь от человека».
Разборки с братьями и сестрами делают тебя способным к совместной жизни. Возможно, распространенное мнение об эгоистичности единственных детей уходит корнями в их недостаток опыта, который научил бы их делиться.
Заклеймить их эгоистами легко, хоть раз испытав на себе такую, как выразился один из респондентов, «полную и абсолютную некомпетентность во всех этих совместных делах». Но недостаток опыта не равен жадности, когда ты всеми силами сопротивляешься, если у тебя что-нибудь просят.
Единственные дети видят, как делятся другие, и хотят поступать так же. Однако им предстоит этому обучиться, коль скоро не удалось с молоком матери впитать искусство достижения компромиссов и правила совместности, что происходит естественно, когда семья побольше. Задача не из простых, но иногда помощниками в этом деле становятся собственные чада:
Единственному ребенку не обязательно делиться. Думаю, моему мужу (он — единственный сын) так и не удалось этому научиться. Мне, женщине, легче: с появлением детей я научилась усмирять свой эгоизм, стала более уступчивой, потому что это было необходимо. Но всё равно, хоть я теперь умею и брать и отдавать (отдавать получается более просто и естественно), совместность дается с большим трудом.
Кроме повышенной потребности в уединении и проблем с общением, отсутствие «разборок» в детстве может сделать единственного ребенка скрытным. Некоторые называют это неискренностью.
3. Хранение тайн
Мы очень закрытые люди, оберегаем свою частную жизнь. Мы, единственные дети, чаще других держимся особняком.
***
Я знаю, что замкнутый. Есть часть жизни, которую всегда держу при себе. И не чувствую желания проявлять инициативу. Полагаю, для единственного ребенка это типично?
***
Мне кажется, тем, кто вырос с братьями и сестрами, лучше удается быть откровенными.
Вероятно, одна из причин скрытности единственного ребенка в том, что его ни с кем не сопоставляют и конкурентные условия ему неведомы. В семьях, где больше одного ребенка, у каждого из детей шире круг возможностей что-то утаить от родителей, — достаточно подгадать момент, когда внимание сосредоточено на другом, и появляется шанс сделать что-либо без свидетелей. Единственному приходится для этого разрабатывать схемы и механизмы, которые позволят ему отвоевать приватность. Обычное течение семейной жизни таких шансов не предоставляет.
Я была всё время под пристальным надзором матери. И очень рано поняла: единственный способ выиграть — стать скрытной. Я стала врать и притворяться. Отец догадывался. Наверное, можно сказать, что мы были в молчаливом сговоре.
***
Если ты единственный ребенок, тебе надо лучше хранить секреты, быть хитрее — не хочу сказать ничего плохого, но есть же всё-таки вещи, которые надо скрыть. А единственному ребенку утаивать тяжелее, так как он постоянно в центре внимания.
***
Мне всегда приходилось многое скрывать, и это ужасно бесило.
Мы не знаем наверняка, действительно ли была необходимость скрывать что-то от родителей, но уверены: «одиночки» чувствовали, что должны, а это самое главное. Возможно, дело в том, что рядом не было брата или сестры, которые могли бы как-то разрядить обстановку. Если в школе ребенок изолирован или ощущает угрозу, замкнутость зачастую усиливается:
Я был очень робким и неуверенным, хотя родители меня очень любили. Я просто ни с кем не знакомился — печальная картина, правда. Неудивительно, что меня никто и не замечал.
***
Я ходил в грамматическую гимназию для мальчиков. Это добавило комплексов всех мастей, а их у меня, единственного ребенка, и так имелось достаточно. Узнать хоть что-нибудь о девочках не представлялось возможным. Во всяком случае, не было простых способов, как у остальных. Я рос очень одиноким и ранимым, чувствовал себя везде чужим.
***
Я пел в церковном хоре, братьев и сестер у меня не было. Я крайне редко с кем-то разговаривал по душам, а собеседников, которые являлись бы моими ровесниками или находились в таком же положении, у меня не было совсем.
Скрытность может усугубить проблему:
«Я всё обдумываю сам, в голове. Если возникнет проблема, не факт, что кому-то об этом расскажу. И в дружбе я держу о дистанцию, сам справляюсь с трудностями».
Психологическая изолированность наиболее ярко проявляется в отношениях с партнером…
«Когда она плачет — например, хочет, чтобы о ней позаботились, — я стараюсь не реагировать. Держусь в сторонке».
…и порой способствует появлению нереалистичных ожиданий:
«Никогда не прошу о помощи! Мужу говорю: „Ты сам должен понимать, что я чувствую“».
Расстановка сил не лучшая, разве что партнером окажется тонкий, понимающий человек… или единственный ребенок, с которым можно счастливо… избегать друг друга!
4. Шутки, доверчивость и обман
Мы были удивлены, насколько хорошо единственные дети осознают свои проблемы с шутками и розыгрышами. Зачастую они не способны понять, серьезно с ними говорят или нет, и это оказывает свое влияние:
«Не люблю, когда надо мной подшучивают. Это тяжело. Я всегда принимаю всё всерьез и обижаюсь. Хотя, если посмотреть со стороны, это же комплимент: ты так нравишься людям, что они искренне шутят с тобой».
Некоторые отмечали, что это добавило трудностей с общением в школе:
В школе мне было плохо — всегда знал, что не вписываюсь. Причин не выяснял, но это чувство не отпускало. Не хватало уверенности в себе. Тяжело переживал шуточки в свой адрес; думаю, это связано с тем, что я единственный ребенок и просто к ним не привык. Родители никогда меня не дразнили — между нами не было легкого общения.
***
Я не могу понять, когда меня разыгрывают, — никогда не вижу по людям, серьезно они говорят или нет.
Даже в зрелости единственный ребенок продолжает использовать воображение — там, где другие опираются на знания, полученные в процессе игр со сверстниками. Отсутствие товарищей, которые подвергли бы сомнению или осмеяли его дурацкую идею в детстве, сделало его неспособным правильно оценивать поведение других:
Помню, я без ума влюбился в девчонку и стал встречать ее с автобуса по воскресеньям. И вдруг оказалось, что она провела выходные с другим! Вот же стерва!
***
В том, что касается отношений, я неизменно подвержен иллюзиям.
Есть у них и неадекватные амбиции:
«Проекты, которые я задумывал, всегда были слишком безбашенными, чтобы стать реальностью. Глупыми, если честно».
А неумение разбираться в людях и ситуациях делает их излишне доверчивыми:
Я — превосходная цель для любой аферы, ибо редко понимаю, что меня пытаются обмануть. И мошенники, кажется, видят меня за версту. Остается только краснеть от стыда. Теперь я, разумеется, требую доказательств. И часто обижаю искренних людей, не доверяя их рассказам.
***
Да, видит бог, я очень легковерная. У меня однажды было двое помощников на проекте, и они без конца шутили друг над другом. Я думала, у них настоящая вражда, но оказалось, что они — лучшие друзья. А я была уверена, что они не ладят!
Единственные дети также склонны заблуждаться относительно реакции окружающих на их поведение, ведь у них не было возможности узнать об этом в раннем возрасте. От родителей вы ожидаете, что они, безусловно, любят вас, несмотря ни на что. Но братья и сестры помогают приблизиться к реальной жизни.
Таким образом, мы подошли вплотную к самому проблемному из эффектов, возникающих из-за недостатка внутрисемейной борьбы. Это трудности, которые единственный ребенок испытывает в процессе урегулирования конфликтных ситуаций.
5. Конфликт и его разрешение
Многие единственные дети упомянули, что не способны уладить конфликт и урегулировать возникшие разногласия. Они говорили, что им очень сложно пережить конфликт любого характера:
Я не умею ссориться, не выдерживаю гнева.
Я всегда наблюдала чужой гнев со стороны, никогда в этом не участвовала. Ссоришься, ругаешься, миришься — я просто в свое время не научилась этому, зато потом прочувствовала на своих детях. Пришлось нелегко.
Некоторые редко видели гнев и не испытывали его:
«В нашем доме никогда не повышали голос и не бросались тарелками».
Неумение обращаться с гневом — серьезная проблема для взрослого человека, будь то свой собственный, чужой или взаимный гнев, возникший в интимных отношениях. Это не значит, что единственный ребенок не чувствует злости или не испытывает гнева. Но он не знает легких и безопасных способов с ними справиться, так как по дорожке из трех пунктов — поспорить, поругаться, а потом забыть обо всем — он не ходил так часто, как сверстники из больших семей, где подобным ситуациям и счета не вели.
Глядя на своих детей, я узнала, что, если люди ужасно ведут себя, это может и не значить, что они друг друга ненавидят. Но мне всё еще трудно осознать, что это применимо и к моей жизни.
Конечно, братья и сестры не каждый день ударяются в серьезные конфликты, но любой родитель нескольких детей подтвердит, что, пока они маленькие, каждый день возникают острые ситуации. С братом или сестрой можно «практиковать» гнев в безопасной обстановке. А вот единственному ребенку практиковаться не с кем, кроме родителей, а это рискованные партнеры: если он покажет, что злится, они могут его разлюбить.
Это часто осложняет жизнь, когда он сам станет родителем:
Я остро реагировала на конфликты детей — хуже всего оказывался сам факт ссоры. Это бесило и Боба, что усугубило ситуацию, так как они стали препираться, просто чтобы довести меня: верное средство. А когда меня рядом не было, они вели себя как шелковые.
Имеет ли значение то, что человек не умеет выразить свой гнев? Да, если это приводит к тому, что вы не можете вести себя открыто и честно или направляете гнев в другое русло — разрушительное. Один из собеседников рассказал:
Мне кажется, нормально злиться на неживые предметы: кран, если из него не перестает капать, или лист бумаги, который никак не влезает в папку. Что до людей, то я скорее найду способ хитро и подло отомстить, потому что умею только обижаться, а не выяснять отношения.
Если вы не умеете обращаться с гневом и не верите, что ссора иногда помогает разрядить обстановку, конфликт остается неразрешенным и негативные чувства накапливаются. Большинство людей, с которыми мы поговорили, утверждали, что не умеют улаживать эмоционально сложные ситуации: склонны избегать разногласий и отдаляться, а не встречаться с ними лицом к лицу. Конечно, бывают случаи, когда это самая благоразумная политика. Но если случай не таков, то неспособность разрешить ситуацию вызовет трудности — например, на работе:
Среди моих подчиненных была очень непростая женщина — в работе, если честно, совершенно бесполезная. Но в чем она преуспела, так это в том, чтобы уделывать меня в спорах. Сейчас понимаю, что методы работали, потому что я была единственным ребенком, а она умела постоять за себя. Каждый раз, как я пыталась заговорить о проблемах, она вела себя агрессивно — и я мгновенно отступала. В итоге она не справлялась с задачей, но обставляла всё так, будто виновата я. А мне, единственному ребенку, только дай взять на себя вину… Стыдно сказать, но всё изменилось лишь тогда, когда ее забрал в команду другой менеджер, который не боялся конфликтовать и мог справиться с агрессией.
Неспособность обсудить и разрешить разногласия может привести к еще более тяжелым проблемам, если речь идет о личной жизни:
Я несколько лет жила с парнем из Америки, но, с моей точки зрения, мы были не самой удачной парой. Он был влюблен и мечтал, что мы поженимся, а я этого совсем не хотела. Но почему-то не могла сказать о своих чувствах или говорила, но как-то уклончиво, надеясь, что он догадается. Однажды попробовала всё прояснить, но он так расстроился и разозлился, я не могла этого вынести. Хотя мы расстались, я всё-таки была не до конца откровенна и, видимо, чем-то обнадежила его. Спустя несколько месяцев он пришел и сказал, что заканчивается срок рабочей визы и, чтобы остаться в стране, ему нужно жениться. Я согласилась — чувствовала вину за то, что бросила его, а он сюда переехал из-за меня. Понимала, что это глупо, но просто не могла посмотреть ему в глаза и сказать «нет». Мы назначили свадьбу, парень был счастлив. За неделю до даты я поговорила с подругой и поняла: собираюсь связать жизнь с мужчиной, которого не люблю, — только потому, что не могу закончить отношения. И я всё отменила, чем вызвала, разумеется, гораздо больше страданий, чем если бы отказала сразу.
Так почему же такую важную роль в жизни единственных детей играет отсутствие внутрисемейных разборок?
- Они не проходят эмоционального обучения — в безопасных условиях, из естественных наблюдений за братьями и сестрами и собственного опыта взаимодействия с ними.
- Они не встречаются ни с положениями, когда надо защищать себя, ни с нападениями, которые нужно отражать, ни с ситуациями, которые помогают избавиться от иллюзий.
Из этого складывается эмоциональная незрелость, часто спрятанная, как мы узнаем в главе 4, глубоко под маской другой зрелости — социальной.
Многие из тех, кто вырос в большой семье, завидуют единственным детям, их выигрышному положению. Говорят, что реальная жизнь рядом с братьями и сестрами далека от идеальной, поскольку они редко ладят между собой. Здесь есть доля правды, но важно другое: присутствие родственников помогает многому научиться. Постоянное соприкосновение с братьями или сестрами, приспособление друг к другу — бесценная тренировка перед будущим. Конечно, вы проживете и без этого. Конечно, это можно «нагнать» в более взрослом возрасте. Конечно, не отвлекаясь на это взаимодействие, легче хорошо учиться и пробовать брать на себя настоящую, взрослую ответственность. Но это не самая высокая цена за тот опыт, который дают братья и сестры, — эмоциональную подготовку к жизни:
Некому пожаловаться на несправедливость. Если родители наказали из-за пустяка, просто потому, что неудачный день, — не от кого ждать сочувствия. Я время от времени ворчу, что была единственной в семье, а люди отвечают: «О, жить с братом/сестрой ужасно, мы постоянно ссорились». Но дело же не в этом. С ними учишься понимать причины и следствия поступков, что помогает строить здоровые отношения с окружающими.
Единственные дети лишены опыта — и оказываются плохо подготовленными к решению житейских вопросов.
Если всё сказанное заставило вас приуныть — не стоит! Хотя полноценно наверстать недостаток внутрисемейных конфликтов нельзя, это не значит, что вы всю жизнь будете жертвой. Осознание проблемы — главный компонент ее решения. Исходя из опыта собеседников, мы постарались проиллюстрировать, как именно отсутствие внутрисемейного противостояния может сказаться на некоторых аспектах личности единственного ребенка. Надеемся, что откровения этих людей помогут и вам осознать нечто важное.